Страница От Луки

Вот понаписал я тут многим замечаний всяких... Может, обидел кого. Кому, может, помог. А сам в кусты спрятался, и не заливаю ни чего своего дабы не нарваться на месть Совесть надавила на мое эго, и согласившись с ней, что это не честно, собрав волю в кулак я решился залить только-что состряпанную пробу пера.
А если серьезно, то я сюда пришел для того, что бы учиться писать, получать критику и отзывы. Поэтому прошу оценить представленный ниже рассказик по всей строгости (за мое эмоциональное состояние можете не волноваться - я уже запасся корвалолом и валерьянкой ).
Прошу критики!






Я тут недавно задался вопросом — что мы называем любовью? Что я называю любовью? Способность строить розовые воздушные замки?
Или нечто другое, возможно не такая привлекательная часть нашей жизни, но обладающая более сильной властью над нами? Что для нас более истинно - картина мира, которую мы нарисовали в своем воображении, пребывая в комфортных условиях нынешней цивилизации? Или та квинтэссенция любви, пропитывающая каждое живое существо во вселенной - порой прекрасная, а порой ужасная Любовь к Жизни?



Поводом для подобных занятий рефлексией стало пополнение в нашем семействе. Двенадцать маленьких, краснокожих младенцев разбудили меня своим плачем ранним утром в понедельник.

Мне снился какой-то приятный сон, события, которого навсегда исчезли в глубинах моего подсознания. Где-то в пять часов утра я открыл
глаза. Это пробуждение было похоже на одно из тех, когда тебе очень важно куда-то не проспать, и ты просыпаешься за несколько минут до звонка будильника - лежишь и ждешь, когда истекут последние минуты, которые можно провести в теплой кровати. Я смотрел на темный потолок - даже ни о чем не думал, просто осознавал свое пробуждение - как услышал, какой-то еле слышный, толи писк, толи
плачь. Звук этот доносился откуда-то с кухни.

Я вылез из постели и, ступая босыми ногами по холодному линолеуму, ни чего не разбирая в темноте, врезаясь в косяки дверей, прошел на кухню. Когда зажегся свет, я увидел источник звука. В углу клетки сидел Кузя (белый крыс, которого я завел пол года назад), а в банке из под майонеза, оборудованной под место для сна, сидела Муся – подруга Кузи, и закрывала собой красный комок из копошащихся детенышей.

Эти «червячки», длина которых не превышала фаланги моего мизинца, издавали жалобные звуки, настолько тихие, что я даже удивился как смог их услышать, находясь в комнате. Простояв возле клетки минут десять, мне все же удалось посчитать приплод – их было двенадцать, покрытых какой-то слизью, абсолютно лысых, пищащих и извивающихся, но при этом все равно милых детенышей. Глядя на эту картину, я испытывал умиление. Почему-то я представил себе большую дружную семью, кучу детишек облепивших сидящих в обнимку родителей и пушистого кота свернувшегося калачиком у их ног.

Когда Муся взяла одного из детей в лапки, я, окончательно растаял и представил себе, как молодая мама берет на руки своего
новорожденного ребенка, прижимает к сердцу, целует в лобик… Из мечтаний меня вырвало обстоятельство, указывающее на то, что я ошибался принимая движение Муси за «поцелуй в лобик» - послышался чавкающий звук, и я увидел, что у детеныша пропала голова. От того места, где у него должна была быть шея, тянулся тонкий лоскуток прозрачной кожи, конец которого шевелился у Муси во рту. Написать, что я был удивлен – ни чего не написать. Выбирая цензурное слово наиболее близкое по смыслу к моему состоянию, остановлюсь на слове «ОХРЕНЕЛ» - именно так, большими буквами.

Муся поглощала своего ребенка с необычной скоростью, ее резцы отхватывали куски плоти от тела новорожденного, словно это был кусочек хлеба или сыра. Обезглавленный детеныш же тихонько шевелил при этом лапками. Расправившись со своим «ранним завтраком» менее чем за пол минуты, она принялась за следующего. Состояние шока отошло, и на меня накатила злость. Я хотел взять эту тварь и размозжить ей голову о стену, а заодно и ее муженька, сидящего в углу и уставившегося на стену (похоже, он тоже был шокирован). Но злость отхлынула так же быстро, как и завладела моим разумом - со мной часто так происходит. Я по натуре вспыльчив, но если в гневе не успею преодолеть «точку невозврата» то быстро отхожу, и уже тогда начинают работать мозги. Так было и в этот раз. Я вспомнил статьи, в которых описывалось подобное поведение грызунов – таким образом, они пополняют свой ослабленный беременностью организм микроэлементами, но главное - они уничтожают заведомо больных детенышей и уменьшают число выводка, увеличивая тем самым шансы прокормить его, а значит и шансы на выживание. Не желая на это смотреть, я отсадил Кузю в другую клетку (советуется создать самке наиболее спокойную атмосферу на первое время поле родов) и пошел в кровать – внутри все клокотало, но вмешиваться в происходящее я не хотел - выкормить крысят с пипетки я все равно не смогу, и забрав их от
матери обреку на смерть, какой тогда в этом смысл?




Через два с половиной часа зазвонил будильник – пора было собираться на работу. Почистив зубы и умывшись, я зашел на кухню. Муся
спала, свернувшись в комочек – детей не было видно. Походив по кухне, позавтракав и сделав кофе, я подошел к клетке что бы наполнить поилку водой. Муся вылизывала оставшихся восьмерых детенышей скрывавшихся до этого под ней. Могу поклясться, что она делала это с любовью. Она аккуратно переворачивала их и облизывала их сморщенную нежную кожу. Пребывая в смятении от такой нежности после того что произошло несколькими часами раньше, я наполнил поилку водой и вышел.





Вечером, придя с работы, я первым же делом направился к клетке. Оказалось, что Муся умудрилась сбежать, оставив детенышей в банке. Нашлась она быстро – на клетке, в которой был Кузя.

Кузя, забрался «под потолок» клетки и висел на лапах, держась за железные прутья решетки, через которые она пропихнула свой нос. Они обнюхивали друг друга, не обращая на меня внимания. Я простоял несколько минут, наблюдая за ними. Когда же я подошел поближе что бы забрать Мусю и посадить ее к детям, она вдруг спрыгнула с клетки и убежала куда-то под кухонные тумбы – поймать ее там, в одиночку было не реально и, заперев дверь на кухню, я решил дождаться остальных домочадцев.


Жена пришла только через час. Каково было мое удивление, когда подойдя к Мусиной клетке, я увидел ее внутри, кормящей детенышей. То есть она сама забралась в клетку, опять отперев запертую мной дверку, и это притом, что клетка была поставлена в этот раз на стол (до этого она находилась на полу).

На этот раз как следует заперев дверцу, я наблюдал за тем, как крысята, очень сильно смахивающие на новорожденных щенков, тыкаются носами в живот матери, барахтаются на спинках, выставляя на показ животики, через которые видны были их белые, наполненные крысиным молоком внутренности. Молоко, малюсенькими точками белело и на их слепых мордочках. Муся неподвижно
сидела и щурила глаза – мне показалось, что ей доставляет удовольствие, возня этих слепышей.